– Что в традиционной советской системе образования было хорошего, а что безнадежно устарело?
Садовничий Юрий Викторович. Родился 28 августа 1965 года в Москве. Окончил механико-математический факультет Московского государственного университета имени М. Ломоносова (1987). Доктор физико-математических наук (2003), доцент (2002), профессор (2007–2013), заведующий кафедрой общей топологии и геометрии механико-математического факультета. Тема кандидатской диссертации - «О метрических и равномерных свойствах пространств вероятностных мер». Тема докторской диссертации - «О топологических и категорных свойствах функторов единичного шара борелевских мер». Читает учебные курсы «Аналитическая геометрия», «Размерность, меры и топологическая динамика». Автор учебных пособий для старшеклассников и абитуриентов.
– Я в основном могу говорить про математику. В советское время были сильные математические школы. На спецкурсы по нашей кафедре вся поточная аудитория была занята. Люди сидели даже на подоконниках. Действительно молодежь была увлечена.
Что устарело? Сейчас технологии развиваются. И мы не можем это игнорировать. Приходится под них перестраиваться. Это объективный процесс, нужно стараться проводить его с минимальными потерями.
– Современное российское образование обвиняют в низкой практической направленности. Как с этим обстоят дела в МГУ?
– ...Есть краткосрочные и долгосрочные перспективы. К сожалению, никто не знает, что реально понадобится через 20 лет. Например, во время перестройки была острая потребность в экономистах. Все начали на них переучиваться. Потом рынок насытился, и профессия стала не такой востребованной. То же самое в какой-то момент произошло с юристами.
Лично мое мнение, что фундаментальную науку все-таки нужно развивать. Если мы потеряем фундаментальное образование, то дальше просто можем не выжить. Утерянное будет не восстановить.
– «Ахиллесова пята» образования — низкий уровень финансирования. Как это исправить?
– Конечно, должны быть государственные программы поддержки. Должно быть решение на уровне президента и правительства. Естественно, какие-то нормативные акты, касающиеся финансирования образования, должны быть и на уровне регионов. Фундаментальная наука не может себя окупать.
– Взаимосвязь между разными уровнями образовательной системы достаточно слаба. Как укрепить мосты между средним и высшим образованием?
– Я бы не сказал, что это так, хотя я могу судить только по Москве. Сейчас много школьных программ, нацеленных на олимпиады, подготовку к поступлению в вузы. У школьников в этом плане появилось много возможностей. Причем начиная с младших классов — классы профильные, кружки, спецшколы, олимпиады... Все это активно развивается. Есть спрос, много желающих. Тут я не вижу проблемы. Может быть, это касается совсем уж средних-средних школ. В вузы ведь не все поступают.
– Массовый спрос на высшее образование по-прежнему имеет место быть. Может, пора уменьшить число вузов, чтобы повысилось качество обучения?
– Это разумно, но здесь опять же не надо перегибать палку. Подходить взвешенно. Понятно, что вузы, куда идут для того, чтобы получить «корочку», это не самый хороший вариант. Главное, чтобы в институтах давали реальные знания, и они были востребованы после окончания.
В США статья бюджета по образованию в 1999 г. составляла 3,3%, т.е. 56 млрд долл. В 2000 и 2001 г. эти суммы выросли до 63 и 68 млрд долл. Если учесть все относящиеся к образованию расходы федерального бюджета, которые проходят по другим ведомствам, тогда названные суммы в 1999 г. увеличатся до 83,1 млрд долл., в 2000 г. – до 90,1 млрд долл. (добавляются расходы штатов, местных региональных властей, поступления от частных лиц и организаций). В 1999-2000 гг. из бюджета федерального правительства на образование было выделено 3,6 и 3,75%, почти как в США. Но эти доли означают всего 1,0 и 0,97 млрд долл. По данным ректора МГУ Виктора Садовничего, годовой бюджет МГУ на 2002 г. был равен 30 млн долл., бюджет среднего американского вуза равнялся 800 млн долл., а престижного – от 3 до 5 млрд долл.
– Снизить уровень коррупции предполагалось в том числе при помощи внедрения ЕГЭ. В МГУ всегда высказывались критично по поводу тестовых экзаменов. Ваша позиция не изменилась?
– Позиция нашего ректора остается неизменной. Он ее озвучивает из года в год: кроме ЕГЭ должны быть еще варианты отбора. Московский университет не может только по ЕГЭ отбирать абитуриентов. Иначе мы потеряем сильных и приобретем балласт, с которым потом придется что-то делать...
Не может быть единого лекарства от всех болезней. ЕГЭ имеет право на существование, но не должен быть единственным.
– Что из опыта западной системы образования можно внедрить на отечественной почве без ущерба для наших студентов? А что из восточной (азиатской)?
– У нас хорошая система была при СССР, и не нужно ее сильно менять. Естественно, что-то хорошее взять можно. Но не так, чтобы взять и перейти с одной системы на другую. Должна быть своя система. В плане математики особо ничего менять не нужно. Если имеющуюся систему мы сохраним, этого будет достаточно. Наверно, в других науках что-то можно из иностранных вузов перенять, например, в гуманитарной сфере.
– Каково современное состояние школьного образования в России? Способны ли обычные учителя выявить одаренных ребят или для этого необходимы спецшколы?
– Из года в год уровень абитуриентов МГУ не снижается. Но это не говорит о том, что средний уровень повышается. К нам-то идут лучшие. И этих лучших все время примерно одинаковое количество. За счет хороших школ.
– Конечно, лучше обучаться в специализированных школах. Тут же важен еще и уровень класса. Ясно, что учитель так или иначе подстраивается под средний уровень. Поэтому если талантливый ребенок будет резко выделяться, он будет в одинаковом пассиве с одноклассниками и не получит необходимый ему уровень знаний. Другой вариант — посещение кружков. Хотя если школа хорошая, в кружках необходимости уже нет.
– Ваше мнение об отечественной фундаментальной науке? Мы сохраняем конкурентоспособность или безнадежно отстали от Запада? Какие условия для молодых ученых созданы в МГУ?
– Главная проблема появилась не сейчас, еще в 90-е годы, когда по понятным причинам очень много талантливых ученых за границу уехало. Нельзя сказать, что школы были потеряны, но сильно ослабли. Сейчас идет некий процесс выправления, но результаты в разных сферах науки отличаются…
Один из американских журналов приводит такие данные: 14% американцев в возрасте между 18 и 24 годами не могут найти на карте собственную страну, 25% не могут показать Тихий океан, а 20% взрослых американцев не могут назвать ни одной страны Европы. 95% людей с дипломами колледжа не могут правильно написать американские слова, половина не может составить простое предложение.
По математике нельзя сказать, что мы не отстали. Среди известных в мире топологов половина – российских. Другое дело, что не все в России живут... Кто-то в Канаде, кто-то в Австралии. По крайней мере, общаются на конференциях…
Для молодых ученых есть гранты разные. Других особых условий нет. Программистам в плане подработки, конечно, проще. Одна из важнейших функций любого сотрудника МГУ – преподавание. Средняя зарплата молодого преподавателя около 30 тысяч рублей. Есть еще надбавки, но они не ежемесячные.
– Как остановить пресловутую «утечку мозгов»: из регионов — в Москву и Питер, а оттуда — за рубеж? Восстановление престижа российской науки — это не утопия?
– Престижа мы особо не теряли. Конечно, сложности были... То, что из регионов идет отток, это естественно. В Москве больше возможностей — не только в финансовом плане, но и в плане профессиональной деятельности. Если мы ограничимся только Москвой, это не совсем правильно. В регионах тоже должны быть свои научные центры. По математике – в Ижевске, Томске. Дерево должно давать ростки, тогда оно крепче будет...
Даже когда зарплата профессора какое-то время была всего 8 долларов, все равно образовательный и научный процесс в МГУ не прерывался. Люди работали: так воспитаны, что по-другому не могут. Нельзя бросить студентов… С наукой сложнее, ясно, что за границей оплата выше. Поэтому люди туда уезжают…