— И зимой, и летом мы с мамой проходили восемь километров от нашей деревни Новые Мамеи до Канаша. Помню, приходим в церковь с вечера, а ночевать негде. Родители Михаила Иванова, Никифор и Анна, — добрые люди, всех к себе звали. Даже на полу не всем места хватало. Мы с Михаилом заняли место под столом: положим на пол фуфайки — и хорошо. Помню, однажды на праздничном богослужении на Рождество Христово народу в Никольской церкви было битком — не повернуться! У меня была солдатская шапка со звездой. Я ее потерял. Стою и плачу. Надо идти домой, на меня повязали платок. Когда к деревне подошел, я этот платок снял и в карман спрятал… Так с непокрытой головой до дома дошел. В то время была церковь гонимая. В школе нас ругали: зачем в церковь ходите? Но для нас что мама скажет — то и закон. А она не разрешила вступать в пионеры. Собрание в школе проведут: Михаил Степанов галстук не носит и в церковь ходит. Что делать? Мы терпели. Думать не умели, Бога боялись... Выросли, школу, восемь классов, окончили. Я пошел работать на кирпичный завод.
— Вы служили в армии. Там тоже были проблемы — страна советов не терпела православного служащего?
— Меня призвали в Советскую армию в 19 лет. Служил три года под Москвой в Химках. Мама дала мне крест. Я его спрятал в бумажник, где лежал военный билет, в кармашке зашил. Крест всегда был при мне. Однажды стою дневальным. Командир роты подходит, улыбается: «Степанов, ты не знаешь, у нас баптисты в роте есть?» Я испугался: «А кто такие баптисты?» — «Да это верующие, которые автомат в руках держать отказываются». — «Нет, не знаю. У меня и ружье дома есть. И стреляю я метко». — «Ну ладно, тогда все в порядке. А то у нас скоро присяга…» Я долго не мог понять, почему он ко мне с такими вопросами подошел. Только потом понял: в моем досье обо мне все было написано. Но три года я прослужил, и больше ко мне никто с подобными вопросами не подходил. Был я отличником Советской армии. Командир роты даже назвал меня лихим парнем. Я любил рисовать, поэтому выпускал боевые листки, оформлял стенгазету.
— Вы помните вашу первую встречу с владыкой Вениамином?
— После службы в армии я часто бывал в храме в Канаше. Многие мои товарищи поступили учиться в духовную семинарию. Предлагали и мне. «Что для этого надо?» — спрашиваю. — «Надо съездить в Чебоксары к архиерею за характеристикой и направлением». Поехали мы с Александром Михайловым к владыке Вениамину. Он принял нас ласково, улыбается. Псалтырь открывает. «Читай!» — говорит Саше. Саша читает хорошо, бегло. «Вас возьмут!» — улыбается архиепископ Вениамин. «Ну а ты, отрок, что знаешь?» — обращается он ко мне. «Отче наш» знаю!» — «Главную молитву знаешь, хорошо, остальные выучишь, но пока я написать тебе направление не могу». Он расспросил меня о моей жизни, а потом говорит: «Ты мне нужен, оставайся у меня! Я тебя за год подготовлю и направлю учиться». Я съездил домой, уволился с работы и приехал обратно. Я и в армии так не волновался… Меня приняли помощник владыки, келейник отец Виктор (потом иеромонах Виталий) Гришин, родом из Сибири, такой красивый, с усами, стройный, статный, и Анастасия Васильевна, сестра владыки Вениамина. Они рассказали мне о моих обязанностях: вечером в епархиальном управлении закрывать ставни, утром, в пять часов, открывать. Метелку дали, чтобы двор содержать в чистоте. Библию дали. Читаю, но ничего пока не понимаю… В епархии кормили рыбой речной, а мяса не дают. Я думаю про себя: «Что за дом такой, кормят одной рыбой. Когда же мясо дадут? Куда я попал? Не буду здесь работать». Вдруг однажды вижу — мясо разрубают на кухне. Я радуюсь: наконец мяса поем. Пришло время обеда, а там опять рыба. Оказалось, мясо варили для собаки. У нас была большая овчарка, красивая, умная. Не стерпел, спрашиваю: «Почему мяса нет?» — «Ты разве не знаешь? У архиерея мяса не едят». Ничего, привык и к рыбе.
Я поступил на работу в епархию 15 августа 1975 года. Владыка Вениамин через год, в октябре, заболел. Я думаю: надо поговорить, что мне делать, как дальше быть? Пришел к владыке, спрашиваю: «Как мне быть дальше?» — «А у тебя невеста есть?» — «Нет! Дружили с одной девушкой впятером…» — «Ну ладно, приведи эту девушку к нам, благословлю, чтобы ты перед семинарией женился». — «Я не хочу жениться!» Владыка благословил меня быть женатым, это был наш последний разговор. Он был для меня больше чем родной. Я прожил полтора года с ним, владыка ни разу на меня голос не повысил — он был очень добрый, умный. К нему приезжали очень много людей отовсюду за советами. Владыка Вениамин всегда говорил: если спросил совета, надо так делать, не сомневаться. Он свою прозорливость не показывал, но я ее чувствовал.
— Наверное, и разговоры с владыкой были особенные?
— За обедом мы много разговаривали. Отец Виктор, я, Анастасия Васильевна подолгу слушали владыку. Он много рассказывал про Иркутск. Однажды разговор зашел про пьянство: «Приезжаем как-то в храм, служим литургию. Сели обедать, все трезвые. Потихоньку мои протодиаконы становятся веселыми. Не пойму, водки нет на столе. Стоит чайник. Они наливают чай. Я стакан поставил: налейте и мне чаю! — «Не пейте, чай нехороший, без сахара!» Попробовал, а там самогон». В другой раз владыка вспомнил пророческие слова одной монахини: «Однажды по дороге заехали к одной праведнице. Встретила нас монахиня грозно. Начала ругаться черными словами. Я понял, что она предсказывает что-то нехорошее. На прощание говорит: «Вот эти слова услышишь в течение 12 лет». Приезжаем, а нас НКВД встречает… Меня забрали, обвиняют, что я купил ворованный керосин. Мне никак не могли поверить, что я не работал на немцев. А ведь я состоял в подпольной организации…»
Владыка Вениамин умер. Я написал заявление об уходе. Говорю отцу Ивану Рузавину, он был секретарем епархии: «Самый лучший человек, которого я в жизни видел, умер, мне здесь больше делать нечего, я ухожу!» — «Нет, я не имею права тебя увольнять. Будем ждать нового архиерея». После 40 дней приезжает к нам владыка Варнава. Нам говорят: приехал к нам сын утешения. В переводе значит Варнава. Стали узнавать, какой он человек. Сказали: золотошвей, делает митры. Владыка Варнава приехал 12 декабря. Я на машине встретил его на железнодорожном вокзале. Он приехал не один, с ним архимандрит Василий (Капалин). Владыка Варнава подошел ко мне, улыбнулся так ласково. Я почувствовал теплый ветер от него. Приехали во Введенский собор. Он послужил литию заупокойную возле могилы владыки Вениамина. Приехали в епархию. Владыка обошел все кругом, перекрестил. Я подаю свое заявление. А он улыбается и говорит: «Оставайся, может, я тебе понравлюсь, сработаемся». Остался. Месяц проходит: «Ну что, Михаил, понравился я тебе?» — «Понравился!» — «И ты мне понравился, давай вместе будем работать». Я остался. И того 46 лет с владыкой Варнавой, с моим родным человеком, был рядом… Ему было 44 года, когда он приехал в Чувашию.
— 46 лет рядом с владыкой Варнавой! Сколько же всего вы вместе пережили!
— Однажды владыка взял меня в Иерусалим. И вдруг там объявляет: «Вот мой водитель, мой помощник, я решил его рукополагать в иереи. Ты согласен?» — спрашивает он меня. Я говорю: «Как благословишь». — «Ну, готовься!» А на меня напали бесы: куда ты идешь, зачем? Наутро встал: делаю шаг вперед, два шага назад. Думаю: «Убегу отсюда!» А с нами были президент Чувашии и министр МВД. Я подумал, что владыке будет за меня стыдно перед ними. Пересилил себя, пришел в храм. А меня там уже ждут. Так меня сделали иереем… Николай Васильевич Федоров мне говорит: «Давай тебе фамилию поменяем. Будешь Михаил Иерусалимский». «Нет, — говорю, — я свою фамилию менять не буду». Он никак не отстает. И я говорю: «Давай и ты фамилию поменяешь, ты ведь сегодня здесь венчался с женой». — «О, какой ты!» — удивился президент и больше мне сменить фамилию не предлагал. Приезжаем домой, а монахини Конкордия и Крискентия рассказывают: «Когда тебя рукополагали, на кухне гром гремел, тарелки падали, посуда билась. Прибежали, смотрим — никого нету». Владыка говорит: «Это воевали бесы, что мы тебя с грешной руки вырвали». Позже мне удалось послужить в Иерусалиме в царском облачении. Отец Гурий в это время был членом Иерусалимской миссии, он и поспособствовал.
— Вы часто возили владыку в Рязань, на его родину. Чем запомнились эти поездки?
— Мы много ездили с владыкой. Когда на службу опаздывали, он вычитывал в машине. Радио не любил. Говорил: «Лучше ты мне спой!» И я ему пел пасхальные песни. Мы часто ездили и в Рязань. Владыка вспоминал, как в юности он ходил в храм 20 километров пешком, волки его пропускали через свой живой коридор. Шапка на голове поднималась вслед за волосами… Но он перекрестит дорогу и идет с молитвой. Настоятель ему сказал: «Тебя Бог хранит». Прозорливая Пелагея там жила. Владыка пошел к ней в гости — дома есть нечего, даже картошки мелкой нет. Поля слепая говорит с печки: «Мария, Мария, к нам великий человек идет, встречайте!» И заходит в дверь мальчик, рваный, голодный. Его накормили, напоили. Он к ним часто ходил. Мария Баулина там была. Владыка рассказывал: «Я травку оторвал — и ей в нос. Она меня отругала: «Ох, ты, озорник!» А я сказал: «Вот ты меня поругала, я стану архиереем, будешь ко мне на исповедь ходить!» Так и получилось.
Однажды приезжаем к реке. За рекой живет Мария Баулина. «Она меня кормила хлебом в мое голодное детство, давай заедем». Речка неглубокая. Большие машины проехать могут, а наша нет. Я снял брюки, перешел реку, сходил за ней. Владыка на одном берегу, она на другом. Кричат друг другу, радуются. А я взял и перенес ее на наш берег, на плечи ее посадил. Как они радовались! Сидят на травке, юность вспоминают. У нас картошка была, хлеб, кефир. Положили на платок, пообедали… Потом они тепло попрощались, я ее обратно перенес. Владыка любил собирать грибы. Ездили за Волгу. Собирали белые грибы. Старушка Параскева любила очень владыку, солила для него грибы. У нее была большая белая собака. Лает громко. «Не ругайся, — говорит ей владыка, — на архиереев ругаться нельзя». И собака все поняла. Много было разных историй… Владыка Варнава — мой самый родной человек…
