Александр Соловьев был призван в ряды Советской Армии Канашским райвоенкоматом в сентябре 1941 года. Наш земляк, командир взвода 597 стрелкового полка 207 стрелковой Померанской Краснознаменной дивизии старший лейтенант Александр Ильич Соловьев отличился своей храбростью в боях на улицах Берлина, успешно выполнил со своим взводом боевую задачу — захватил мост через реку Шпрее. В ходе боев истребил более взвода гитлеровцев и 11 немецких солдат захватил в плен. Награжден орденом «Красная Звезда». Роза Александровна бережно хранит фотографии отца, военные документы, среди которых наградной лист и приказ о награждении. А еще в архивах семьи — газета воинской части «За честь Родины» со статьей «Прорыв в Шарлоттенбург». Авторы — капитаны В. Федоренко, Н. Громов и старший лейтенант А. Соловьев. В каждой строчке — свидетельства великого подвига нашего народа…
Прорыв в Шарлоттенбург
«Нас отделяла от противника насыпь железнодорожной магистрали «Берлин — Гамбург». По обе стороны насыпи тянулись квартиры многоэтажных жилых домов. Эта часть Берлина мало пострадала от авиации: было заметно, что жильцы попрятались в подвалы всего несколько часов назад, когда мы подошли вплотную и разгорелся этот бой, которому не видно конца… При малейшей нашей активности артиллерия противника била залпами: по три, пять орудий сразу. В воздухе снаряды выли и рвались с плотным грохотом. По этим звукам наши артиллеристы довольно точно угадывали калибр орудий. Больше двадцати крупных полевых и зенитных орудий стояло против нас на огневых позициях по ту сторону насыпи. С утра наши роты уже дважды бросались в атаку. После пополнения батальон вступил в четвертый бой, но был частично обескровлен. Надо было что-то придумать.
Так возникла наша штурмовая группа. Возглавлять ее командир назначил лейтенанта Шарапова, инициативного и храброго офицера. Штурмовую группу снабдили необходимой техникой, в том числе тремя легкими пушками панцер-фаустами, подобрали самых ловких, бесстрашных бойцов. Шарапов побежал познакомиться с местностью, вернулся очень довольным. «Прорываться будем туннелем, — объявил он. — К черту эту насыпь». Впереди лежал Шарлоттенбург — самый пышный из городских районов Берлина, где жила вся знать. И защищали этот район не фольксштурмисты, а отборные кадровые части.
Когда совсем стемнело, наши батареи дали артналет, а одна из рот с криками «ура!» изображала очередную атаку. Тем временем штурмовая группа прорвалась с пушками через туннель и начала действовать. Наша хитрость, старая, как мир, сработала чисто, дав нам выигрыш в несколько решающих секунд. Пока гитлеровцы уяснили, что произошло, и сменили прицелы, штурмовая группа успела вырваться вперед на добрых двести метров.
Разорвавшийся снаряд ранил и контузил Шарапова. Огонь был обрушен на нас потрясающий, команды кричали в ухо. Особенно усердствовали пулеметчики в окнах одного из домов. Беглым огнем наши артиллеристы остудили их пыл. Через час в ближайших кварталах стало сравнительно тихо. Бой перекинулся в глубь района — на площадь, посредине которой стояла кирха. Гитлеровцы устроили огненные точки в каждом готическом окне своей церкви. Там, на площади, были сражены два наших офицера. Это вконец разозлило людей. Презирая ураганный огонь, наши бойцы ворвались в здание кирхи и никому из немцев не дали уйти живым.
Через квартал встретилось новое серьезное препятствие. На Оснабрюкер-штрассе прямо перед нами высился громадный дом, где каждое окно стреляло. В нем оборонялся батальон гитлеровцев — настоящий стальной ливень. Но мы очистили и этот памятный дом, да заодно и следующий за ним квартал. Здесь батальон разделился: одна рота, усиленная артиллерией, двинулась к Шпрее по сравнительно спокойной Каминер-штрассе, другая — вместе с минротой во главе с комбатом приготовилась наступать по Тауроггенер-штрассе, чтобы выйти прямо к мосту.
Начинало рассветать, и мы спешили. О каком-либо движении по мостовой Тауроггенер-штрассе думать не приходилось: здесь даже кошка не перебежала бы улицу, такой поднялся ад. Мы продвигались дальше через дома: подвалами, квартирами, чердаками, нередко пробивая для этого лазы в стенах. На лестничных клетках, в коридорах, подвалах на каждом шагу вспыхивали рукопашные схватки; главным оружием в этих боях были гранаты.
Мы бежали вперед квартирами богачей, среди зеркал, ковров и роялей. Утро началось с дождя. Грязными сапогами бойцы равнодушно запутывали на пути котиковые манто, дорогие костюмы, дамские комбинации и платья, всякий богатый хлам. В эти часы сумасшедшего напряжения если наши люди разбивали где-то комод, то исключительно для того, чтобы извлечь чистую тряпку для перевязки ран. Не за барахлом мы пришли в эту проклятую Германию! Над головами по-прежнему проносились тысячи снарядов. Били наши, огрызался противник. Но уже чувствовалось — враг надломлен.
Перед выходом на набережную ожесточение боя достигло предела. Командир минометчиков трижды вызывал огонь на себя, чтобы сбить с чердака дома вражеских пулеметчиков. Наводчики завоевали себе в этом бою славу мастеров прицельного минометного огня. Юный комсомолец наводчик Миша Логинов с успехом применил трофейные панцер-фаусты. Сосредоточенный огонь минроты и трех противотанковых пушек вынудил немецкие танки отойти к Шпрее. Впереди был мост. Он хищно нагнулся над мутными волнами Шпрее. Наши бойцы уже издали видели, как по нему поспешно перебегали темно-зеленые фигуры солдат. Последние подразделения врага вслед за танками вбежали на мост. Захватывать этот мост через Шпрее не входило в задачу батальона. Эта задача была поставлена соседу. Но сосед еще не успел пробиться к набережной. Командир батальона подскочил к своим офицерам:
— Товарищи, возьмем мост?!
— Возьмем!
Еще артналет, еще натиск — и мост наш. Целехенький, в полном порядке. И наш взвод противотанковых пушек занимает на нем огневые позиции. Командир части поздравляет с успехом и на завоеванном рубеже приказывает занять оборону справа, за излучиной Шпрее. Развивая наш успех, танковая часть двинулась в западные кварталы Шарлоттенбурга. Бои в Берлине продолжались».
Голодное детство
У Розы Александровны свои воспоминания о войне. Когда ее отец ушел на фронт, мама осталась с двумя детьми. Она работала на заводе, поэтому девочки, старшая Роза и младшая Римма, часто оставались дома одни:
— Весной мама собирала на поле возле деревни Сугайкасы гнилую мерзлую картошку, пекла из нее что-то похожее на блинчики. Масла не было, она жарила их на касторке. Моя сестричка умерла от голода и воспаления легких. Ей был год и пять месяцев.
В начале 42-го года Александр Соловьев ездил за пополнением новобранцев в Сибирь. Ему разрешили ненадолго остановиться в Канаше:
— Когда родилась сестренка Людмила, мама повезла нас к бабушке Дуне под Казань. Сначала в поезде нас пустили только в тамбур, у мамы на руках грудной ребенок и чемодан, а я держусь за ручку чемодана. В полу большая дыра. Страшно. Нас пожалели и впустили в вагон. А там все полки заняты ранеными. И стоит страшный запах крови и гноя… Я была одета в папину гимнастерку, она закрывала мне колени, рукава волочились по земле. Когда бабушка увидела нас — зарыдала. В деревне мы ели морковную и картофельную ботву, гусиный лук, сморчки… В хлеб добавляли тертую картошку, желуди, лебеду… Однажды волки загрызли нашу овцу. Унести не успели — поднялся шум. Из шкуры этой овцы мне сшили меховушки. Я проносила их всю зиму с калошами.
Вкус Победы
Для маленькой Розы Победа была определенного вкуса — гороховой каши. В честь Победы ее бабушке в колхозе выдали солод и горох:
— За всю войну мы впервые наелись гороховой каши. Вкусно, сытно, радостно… Потом мы с семьей много переезжали — Белоруссия, Германия, Москва… Папа не любил вспоминать про войну. Мне запомнился один его рассказ. Во время боев под Наро-Фоминском был трескучий мороз. Так холодно, что ночью немецкие и русские солдаты спали на снегу — такое было негласное перемирие. А утром снова в бой. Однажды мимо вели пленного фашиста, кто-то задел его руку и вдруг палец его отвалился. Так сильно были отморожены руки.
После окончания войны до 1950 года Александр Ильич Соловьев служил в Германии, затем в Монгольской народной республике. В 1955 году он вернулся в Канаш, трудился в райкоме КПСС, Госбанке, автотранспортном предприятии, был начальником автовокзала… И все это время был очень хорошим мужем, отцом, дедом.
